robotesse

Суть бодипозитива так очевидна, что мне кажется немного странным ее отстаивать. Не лезть к другому человеку или группе людей с непрошеной оценкой внешности, нормально и по-доброму относиться к любому телу, просто потому что оно живое и человеческое — что здесь может вызывать возражения? Мне встречались люди, которые свою манеру без запроса и вслух комментировать, толковать и оценивать чужой внешний вид и поведение называют «свободой» и даже «правдой» (правду им говорить не дают, свободу ограничивают), но в таких случаях я просто отхожу в сторону. Если человек дожил до уверенного совершеннолетия и не понимает, где заканчивается его свобода и начинается чужая, его уже поздно воспитывать, да и нет у меня в этом деле прав администратора.

К противникам БП у меня нет вопросов. Есть сожаление, что они порицают то, чего не понимают. Подразумеваемый смысл БП, который у противников БП встречается чаще всего, мог бы формулироваться как «бодипозитив — это не брить ноги»; «бодипозитив — это когда страшное называют красивым». В сетевых срачах противники обычно спорят с голосами в своей голове, которые им нашептывают что-то такое, либо возмущаются тем, что нарушение ими чужих границ, см. выше, встречает отпор. Люди не принимают БП так же, как боятся феминизма: не понимая сути явления, зная его лишь по чужим упрощенным, вульгарным и искажающим толкованиям, а то и вовсе не задумываясь, просто не желая попасть в неприятный им ассоциативный ряд. Феминистка в расхожем бездумном понимании — обязательно без мужика или лесбиянка (и то, и другое — преступление, понятное дело, резко девиантное поведение, хуже воровства и езды в нетрезвом виде), «страшная», «не следит за собой» (так толкуется нежелание быть товаром на рынке), и еще она протестует, то есть не считает святым собирательное начальство. Вплоть до того, что «нормальные» девушки, когда им нужно публично высказаться против чего-то уж совсем людоедского, типа декриминализации побоев или отрубания жене рук, начинают свою речь со слов: «Я не феминистка, но…» — мол, я не «эти», я нормальная. Показательное отмежевание не мешает им пользоваться всеми благами, которые феминистки для них завоевали: от права иметь собственность до возможности получить практически любое образование или выйти замуж по своему выбору. Есть у Крылова такая басня, «Свинья под дубом».

Как и феминизм, БП нуждается в популяризации через обсуждение и в умелой подаче, а также в избавлении от ложных пониманий, манипуляций и фарисейства внутри самого движения.

К концепции бодипозитива у меня вопросов нет, зато есть несколько вопросов к адептам, последователям и примкнувшим. И главный вопрос в том, что далеко не все сторонники БП на деле разделяют его ценности.

Вопрос №1. БП на словах

Как-то мы с подругой (теперь уже бывшей) зашли в магазин «Кракатау», питерской брутальной марки уличной одежды. Подруга приглядела себе бомбер округлого силуэта, под цвет глаз; надела, стала рассматривать себя в зеркале. Я сказала, что мне нравится, но ее сомнений не развеяла.

Бывшая подруга:

а) в разговорах декларировала принципы БП и феминизма, поддерживала бодипозитивные проекты, а в одном даже снялась в качестве модели;

б) все время нашего знакомства сидела на диете, бегала, занималась в зале, и благодаря всему этому скинула не меньше 20 кг;

в) как-то сокрушенно спросила у меня, нет ли глубокого противоречия между а) и б). Не врет ли она себе. Я честно ответила, что нет, противоречия я не вижу. (Я и сейчас считаю, что противоречия тут нет. Твое тело — твое дело; кому какая разница, для чего ты худеешь. Вон Иван Заборский для Милана-Санремо 12 кг сбросил, и что?)

Но вернемся в магазин. Кроме нас, там был фавн-продавец, похожий на Нестора, и девушка лет 20, явно зашедшая за компанию: она сопровождала мужчину лет 50, то ли папу, то ли папика, тот что-то себе выбирал. Одного взгляда на девушку было достаточно, чтобы понять: «Кракатау» она по доброй воле не наденет. Хорошенькая, в новеньком сером пальто, с серой же сумкой, в узких джинсах того ненавистного мне оттенка, что не светлый и не темный, а посередине. Образец мещанской правильности, впитавший все заветы Эвелины Хромченко. И вот, стоят они обе перед зеркалом, подруга и мещаночка, и обе себя разглядывают; мещаночка — с удовольствием, подруга — с тяжелой заботой. Наконец подруга спросила соседку: «Как вам?»

«Мне кааажется, немного увеличивает,» — подчеркнуто деликатным тоном ответила мещаночка; на подругу она смотрела с плохо спрятанным «ну эээээ», а лицо держала — вот как держат видимость вежливости люди, которые про себя думают, что они хорошо воспитаны и умеют скрывать свои эмоции.

Подруга, услышав про «увеличивает», со стоном и гримасой боли потащила бомбер с себя, пошла от зеркала, наткнулась на меня. Я ей сказала вполголоса: «Да не слушай ты всяких пезд!»  В ответ подруга злобно, свистящим громким шепотом зашипела на меня: «Ты что! Она же услышала! У нее было такое лицо!» Дальше произошло то, за что мне стыдно до сих пор. Я испугалась за подругу, за ее отношение ко мне, как-то обмякла и стала перед ней извиняться.  Ссора на месте была с виду потушена. Мы мирно догуляли, я пошла домой, и следующие три дня умирала от непонятной внутренней боли: вот как живот болит, только это душа. Я поняла, что со мной обошлись несправедливо, и не кто-то, а я сама. Подруга явно, подчеркнуто предпочла мнение незнакомой девки моему мнению; она грубо меня одернула; ее не интересовали мои мотивы (а мотив был очевиден: зная про сложные подругины отношения с телом, я метнулась защитить — мол, забей и не слушай), она не слушала моих объяснений, а просто ошарашила меня внезапным словесным насилием, а когда я сломалась, прошлась по мне катком.

На третий день я написала ей, что считаю ее поведение по отношению ко мне неправильным. Что со мной так не надо. Что я хотела ее защитить от травмирующего замечания, в конце концов, и мне же и прилетело. Подруга держалась в переписке холодно, высокомерно; когда я ей на это указала, занялась газлайтингом: «Я обращаюсь к тебе как к равной», а еще: «Ты говорила очень громко», а еще совсем удивительное: «Ты сказала, что я слушаю всяких пезд, значит, считаешь меня такой же» (чтооооо?) Но мы все же назначили встречу; за полчаса до подруга написала, что не может, и нового времени не предложила. Я решила не настаивать.

К девушке у зеркала вопросов нет; ее фэтшеймерская оценка довольно типична для наших широт. Вопросы есть к бывшей подруге, которая бодипозитив и все такое. Боль ей причинила девка у зеркала, но врезала подруга мне; почему? Да потому же, что она полностью разделяет сказанное — не на словах, а на деле. Увеличивает = плохо. Отличный, действующий бодипозитив. Бывшая подруга, разумеется, подогнала под это дело другую рационализацию: она-де реагировала на мою грубость, это недопустимо, она не позволяет никому из своих друзей так себя вести (так и вижу, как она шипит на Осетинскую, ага). Но — я помню ее гримасу боли в зеркале.

Я постоянно прокручивала в голове этот кейс, пытаясь найти ошибку; моя грубость у зеркала была намеренной, не ошибочной. Я обращалась к подруге, а слышала девушка или нет — не знаю, мне было не до нее. Будь у меня возможность оказаться в той ситуации снова, я бы поступила так же. А вот извиняться точно бы не стала. Да, я пыталась защитить ее от фэтшеймерского комментария, себе во вред, да, она это истолковала совершенно навыворот, но что с того? Сейчас я расцениваю этот случай как плату за информацию. Я узнала истинные мотивы поведения конкретного человека. БП отдельно взятой ложной подруги оказался таким же фейком, как её дружба. И еще я узнала, как оно вообще с бодипозитивом бывает, и какие напластования лжи, себе и другим, могут его окружать.

И еще немного о БП на словах. Есть у меня знакомые, которые стали адептами БП после того, как не смогли похудеть. Я допускаю, что человек может в процессе изменить мировоззрение; сама я несколько раз в жизни пыталась худеть, уходя от нормы в минус — не получилось. Я хорошо помню это состояние, когда думаешь о еде все время, от этого можно просто осатанеть. В один прекрасный момент поменять установки на более здоровые и расставить приоритеты по-другому — самая нормальная история. Со мной это и произошло.

Чужие, заемные убеждения могут превратиться со временем в свои, но могут и не превращаться. Если идея БП родилась не из уважения к себе и к людям, а из ситуации «не больно-то и хотелось» и «зелен виноград», это не совсем убеждения. Это некая этическая компенсация, самоутешение, редактирование картины мира под насущные нужды.

Почему так важно, основан БП на внутреннем убеждении или просто взят взаймы? Люди, вкладывающие в БП разный смысл, и ведут себя по-разному. Отличие сформулировано советскими панками, а потом появилось в книге Шинкарева про митьков: «Мораль — это не ругаться матом, а нравственность — не предавать друзей» (только сейчас я вдруг поняла, как интересно иллюстрирует эту максиму описанный выше случай в магазине). По моим наблюдениям, заемный путь прихода к БП формирует самых суровых адептов — не по твердости убеждений, а по мелочным придиркам. Это они склонны запрещать слова (об этом пойдет речь в следующих выпусках), это они могут вести себя бесцеремонно по отношению к чужой свободе, это они, не расставшись с представлениями о красоте как о чем-то образцовом, чморят тех, кто образцу не соответствует . Под БП, в конце концов, может маскироваться неприязнь к спортивным, худым и конвенционально красивым, горечь невольного сравнения, причем сам адепт может быть уверен, что он защищает гуманную идеологию бодипозитива, отстаивая на самом деле свое раненое эго. Здесь может не быть обмана — точнее, сам человек может о нем не догадываться, если не имеет привычки к рефлексии. В особо тяжелых случаях (см. «подруга») даже когда имеет.

Я думаю, в том числе этим и отличается истинный БП от ложного. Если при виде фитоняши у вас внутри клокочет гнев, и установки «ее тело — ее дело» почему-то не работают, или если вам хочется растерзать комментатора, который посмел употребить слово «красивый» или «тебе к лицу», спросите себя, что вообще происходит.

Если вы смотрите на человека, его вид вам не нравится, и хочется что-то ему сказать или написать, — перед вами просто чужая свобода.

Продолжение следует. 

UPD от 13.07.2018. Благодаря перепосту Яны этот текст прочитали новые люди, и мне в коментах задали вопрос, суть которого, если отжать всю неприязнь, сводится к трем вопросам:

1. А не охуела ли я Права ли я сама, ругаясь матом в адрес ни в чем не повинной девушки?
2. Почему я описываю внешность, называю героиню бабенкой и мещанкой, и вообще, где тут феминизм?
3. Что надо было ответить девушке на вопрос бывшей подруги?

По пунктам.

1. Нет, не права. Жалею ли я о том, что защитила подругу таким грубым образом (вполголоса, напоминаю)? Нет. Даже учитывая последствия. Я ответила грубовато, но ровно то, что думаю. Можете не любить меня за это, ваше право.
2. Потому что мне так захотелось. Потому что я нашла это характерным и важным. Уничижительные «бабенка» и «мещанка» выражают мою степень неприязни, и только. Я имею право на неприязнь, как и любой человек имеет право на неприязнь ко мне. Не нравится — не читайте. У вас нет права решать, что мне писать, а что нет. Что же касается феминисток, они бывают разные, и — сюрприз! — они тоже люди, и бывает, поддаются злости, ревности и прочим нехорошим чувствам, а бывает, что и врут намеренно.
3. Это очень просто. «Мне нравится», и улыбнуться. Как вариант. У нее просили именно это.

***

Еще я веду телеграм-канал о моде в реальной жизни: t.me/robotesse

и спортивный дневник о тренировках к бегу на 24 часа: t.me/robotesse24h

Фото — Ольга Ленская.