Почти на наших глазах с мужской сорочкой произошло удивительное превращение, которое для меня забавно рифмуется с судьбой одного японского слова.
Несколько лет назад я занималась айкидо, и до сих пор сохранила нежность к упрощённому самурайскому костюму, который был нашей униформой. Он состоит из двух частей: кимоно и брюк-хакама. Кимоно — это по сути костюм из плотного хлопка: белые брюки и куртка, причем куртка сделана из материала, напоминающего сложенное вдвое вафельное полотенце, только мягче и прочнее (и гигроскопичнее: несмотря на толщину, а может, и благодаря ей, кимоно прекрасно впитывает влагу и проветривается — такой древний dri-fit). А ещё вафельный хлопок великолепно держит форму и ложится величественными монументальными складками. Плотный простроченный ворот куртки кимоно — до сих пор одно из моих самых сильных тактильных впечатлений; такого кайфа от предмета одежды я не испытывала ни до, ни после.
Штаны-хакама (надеваются поверх белых штанов от кимоно, хотя, я слышала, на кэндо с этим не заморачиваются) — это такие японские юбка-брюки унисекс, для айкидо обычно черные или синие. Хакама тоже красиво драпируется и вообще хорошо ведёт себя в движении, но главная её фишка с точки зрения человека внутри — это умеренно жесткая спинка. Проложенная снаружи хлопком и ещё слоем чего-то мягкого, внутри она таит что-то вроде плотного картона, и ненавязчиво, но уверенно фиксирует спину в правильном и при этом удобном положении. Ощущать спиной эту часть хакамы — приятно, и к тому же полезно для осанки.
(фото)
Если вы обратите внимание на употребление слов «кимоно» и «хакама» в предыдущих абзацах, то без труда заметите, что сравнительно менее известная «хакама» в русском языке грамматически ведёт себя в большинстве случаев как русское слово 2-го склонения (или 1-го, как учили в школе: существительные мужского и женского рода на -а и -я). Любой носитель русского языка, употребляющий слово «хакама» по назначению, конечно же, в курсе, что оно японское — но это ему совершенно не мешает употреблять его как русское. «Хакама» спокойно склоняется, как будто так и надо: сложить хакаму, надеть хакаму, с хакамой в рюкзаке. С куда более известным «кимоно» (лежащим, к слову, в том же рюкзаке) этот номер не проходит: то ли работает устойчивая репутация кимоно как экзотического явления, то ли аналогия со всякими «пальто» и «метро» — но блок стоит крепко: даже человек, напрочь лишенный каких-либо грамматических нормативных устоев, вряд ли будет склонять «кимоно», это просто неудобно.
А вот хакаму — запросто. Судьба этого слова и напомнила мне то, что произошло с сорочкой в последние несколько десятилетий.
Предмет одежды, который традиционно воспринимался — и отчасти продолжает восприниматься — как мужской, стал существовать в женском гардеробе в нескольких независимых вариантах. Во-первых, женщины продолжают носить мужские сорочки именно как мужские со времен Коко Шанель, потому что это секс. Унисекс, ну и вообще. Во-вторых, от союза с блузкой появилась гибридная форма: приталенная женская сорочка, офисный вариант для хороших девочек и их мам. Ну и в-третьих — сорочка породила платье-сорочку, в котором не осталось уже решительно ничего мужского, а иногда и сорочечное оказывается основательно вымытым, и о том, откуда что взялось, напоминают одна-две детали, или конструкция перестроена так, что это уже совершенно другая вещь.
Сорочка оказалась освоена женским гардеробом совершенно, без остатка, совсем как слово «хакама» русской грамматикой. Сорочку со всеми её конструктивными особенностями активно носят, комбинируют, переделывают, хотя предмет не самый простой, в том числе и в использовании. Чтобы в наш век футболок носить что-то, требующее глажения? Для этого должны быть серьёзные основания, и они есть.
Сорочка — собирает. И внешне — облик, и внутренне — фокус. Я давно думаю об этом, почти столько же, сколько пытаюсь приручить сорочку, сделать её частью собственного гардероба. Последнее мне удалось совсем недавно: я как будто вдруг что-то поняла про этот предмет, это было как озарение.
Сорочка имеет собственную проработанную форму с большим количеством подробностей; она уточняет, заостряет, кристаллизует. Выраженная форма, визуальная внятность — это, чего многие люди интуитивно ищут, когда хотят усовершенствовать свой стиль. Форма вещи, кроме визуального впечатления, создаёт ещё и чувственное, телесное; в сорочке хочется держаться чуть более прямо, футболка так не сделает.
Андрей Аболенкин и Елена Супрун — марка Venus Diablo — выпустили много новых моделей сорочек и сделали с ними интересную съёмку (полностью альбом можно посмотреть здесь). Знакомые модели появились в новых цветах (мне очень нравится весёлая панк-версия сорочки «Матине») или по-другому стилизованы («Скуп» здорово выглядит со второй сорочкой, повязанной на бедрах). Есть и совсем новые.
Фотограф Valer Stremin, стиль Diana Vakhrusheva, мейкап Natalis Semenchenko, прически Маргарита Колодезная, модель Ekaterina Burashnikova (Distinctive Model Agency). Сумки и юбка Sultanna Frantsuzova. Съемка проходила в Che Hotel.
Добавить комментарий