robotesse

В любимом Еврейском музее раз в месяц устраивают показы документального кино с дискуссиями, и в афише на эту среду значился фильм «Как стать стервой» — о женских тренингах. Эта тема мне безумно интересна: непонятно, как вообще такое возможно, чтобы взрослая тётя в надежде приблизить счастье пошла на специальные курсы учиться плохому, если по-хорошему не получилось. Выпал шанс познакомиться с миром, который от меня бесконечно далёк. Я предвкушала привычную и уютную роль невовлеченного наблюдателя, и лулзов с такой-то темой рассчитывала получить много. Но холодного наблюдения не вышло: ровно за день фильм заменили, и новая тема оказалась неожиданно близкой мне лично.

Это сейчас я бегаю марафоны (хотя мой гемоглобин весьма близок к нижней границе нормы — 126, при норме для спортсменов 140-150), а три года назад попала в больницу с тяжелой анемией. В то время я одновременно неразумно худела и работала почти без выходных, и то, что буквально не таскаю ног, приписывала просто усталости. Врач в приемном отделении, посмотрев мой анализ, выразила сдержанное удивление. что я ещё жива.

Больница осталась в памяти светлым пятном: долгожданный отдых, соседки-бабушки, клёвый молодой доктор с восточным именем, стайки студентов с анкетами, и как веселая медсестра в кроксах заходит в палату с приготовленной для меня инъекцией железа: «Ну что, гвозди!»

Гвозди помогли. Помогло и переливание крови, которое мне сделали в первую же ночь. После я часто думала, что по Москве — или не по Москве — ходит мой брат или сестра, человек, чья кровь течет в моих жилах, и я ничего о нём или о ней не знаю. В этой анонимности есть что-то очень правильное, чистое; и тем не менее я была рада увидеть в фильме доноров, их лица: вот они — люди, отдающие другим свою кровь. На каких условиях, и есть ли вообще условия, плата — лично для меня совершенно неважно, от этого их пожертвование не становится менее ценным.

Фильм Алины Рудницкой — о передвижной станции переливания крови, которая ездит по деревням и маленьким городам. Черные дороги, серенькое небо, дымящие заводские трубы — там, где производства ещё не встали; очереди доноров. Бригада медсестер во главе с «матерью всех матерей» — самой старшей, опытной и совестливой. Ежедневный их труд: добывание «цельной крови» из разных, но чаще всего — немолодых, некрасивых, часто никаких не успешных, бездумных и безропотных людей. Пьянки медсестер после тяжелого дневного труда показаны как они обычно и выглядят у небогатых людей в нашей стране (то есть бедно и некрасиво), но по-доброму, тепло, и без выраженного намерения морализировать на эту тему. Вообще, любого морализаторства фильм лишен напрочь; здесь не говорят, каким надо быть, не манипулируют, не выдавливают слезу, не льстят — обычно всем этим занимается бездарность (и, увы, этого искренне ждёт часть зрителей). Здесь тот, кто смотрит — режиссер, оператор, и зритель тоже — находится рядом с медсестрами за одним столом, шутит с ними, смеется, а не рассматривает брезгливо, сколько же у них там водки и какая убогая гостиница.

Визуально этот фильм — продуманный черно-белый ряд понятных образов, почти картинок-иллюстраций, как если бы кто-то писал книгу, а фотографии, ставшие потом кадрами, делал по ходу, чтобы ничего не забыть. Я впервые увидела, как выглядит дырочка у иглы; не впервые — как игла вонзается в кожу, а тут каждый раз как первый. Моменты собственно забора крови (да, забор — вполне медицинский термин) показаны много раз и очень эмоционально; мы слышим, как медсестры, делая свою работу, шутят с донорами — неуклюже и по-семейному, то есть без церемоний. Видим, как некоторым донорам становится плохо, и как их приводят в чувство; как некоторые из них, хитренькие, пытаются сдать кровь — кто без паспорта и флюорографии, кто после смены, а кто — имея соседа с гепатитом. Да, это невежество; да, это вот такое отношение к себе и к другим; и да, это выживание в стране, где большая часть людей, увы, не умеет и не любит работать.

В дискуссии после фильма звучала в том числе тема денег, а именно той маленькой суммы, которая на самом деле является не платой, а компенсацией, ведь её предполагается тратить на донорскую еду. Лена Погребижская, предлагая этот вопрос, акцентировала внимание на том, что люди, сдавая кровь, получают очень мало, что это связано с их отношением к себе, с тем, как низко они оценивают своё здоровье. Я сидела вспоминала Зощенко, у которого «башка бесплатно всё-таки». Народ в зале, несколько человек, подхватили привычную песню о том, как-у-нас-вообще-всё-плохо, но — это было неожиданно — заговорили о донорах в фильме отстранённо, как о непонятных и неприятных чужаках, как о грязных нищих, готовых на что угодно (это почти цитата).

И с одной стороны, очень понятно, почему так: те зрители, что говорили о донорах брезгливо и «они»,  просто не хотят быть такими — некрасивыми, бедными, смешными, в провинции, и чтобы кто-то силком укладывал их, ослабевших, на казенное одеяло, и чтобы тревожно думать о зажатой государством премии в 650 рублей.  В таких делах неуместно говорить, как правильно, это ведь отношение, оно всегда личное. Мне понятно одно: Катерина Ивановна, которая немножко декламирует, но помогает семейству штабс-капитана — молодец. Бизнесмен, который получает через благотворительность налоговые льготы — спасибо, что хоть так делится с обществом. Звезды, которые участвуют в благотворительных акциях — молодцы, если их работа избавляет кого-то от страданий или приносит радость кому-то, у кого её немного. Человек — это то, что он делает, а мотивы его оставьте, ради бога, ему самому.

Так что донорам — богатым, бедным, почётным, непочётным, показушным, тайным — от меня лично спасибо и низкий поклон.

***

Где-то год назад или больше я почти перестала читать художественную литературу, переключившись на нон-фикшн. Документальное кино напоминает мне, если проводить параллели с литературой, натуральную школу, очерки «Физиологии Петербурга» (захватывающее оказалось чтение, а ведь обещало быть нудьгой). Это такой нон-фикшн, только кино. И если с обычным кино у меня так себе отношения, здесь я, кажется, нашла свой жанр.

Когда объявили замену фильма, я задумалась, сколько может прийти людей из тех, что первоначально шли на «Стерв»; зал оказался полон, и теперь понятно, почему. Люди просто хотят говорить о чем-то большем, чем их повседневная жизнь; о важном.

Следующий показ киноклуба — в середине апреля.

Фото: 1, 2