robotesse

О том, как конкурс молодых дизайнеров отражает состояние российского общества, а также при чём здесь Крым и песня про перепелочку.

Передо мной фото всех коллекций финала конкурса «Русский силуэт», который состоялся 27 сентября. 4000 дизайнеров из Армении, Азербайджана, Беларуси, Казахстана, Кыргызстана, Латвии, Литвы, Эстонии, Черногории, России и Китая прошли 32 региональных отборочных тура. 67 лучших дизайнеров отправились в Москву.

Масштаб, конечно, но главное даже не этом. Во-первых, «Русский силуэт» дал российской моде много славных имён; именно здесь показали свои ранние коллекции Вика Газинская, Алена Ахмадуллина и Кирилл Гасилин. Во-вторых — это беспощадно верное (и компактное) отражение индустрии, её актуального состояния, ведь в работах дизайнеров легко читаются их представления о прекрасном, страхи, надежды, расчёты, конъюнктура; а финал и особенно призовые места – это ещё и результат отбора, показатель того, что официально приветствуется в современной России. Вещи. в отличие от официальных лиц, не врут (хотя часто притворяются), и они достаточно красноречиво описывают то, что происходит в российском обществе.

Все перечисленные ниже признаки мне видятся (увы) внутрироссийскими трендами.

1. Отсутствие связи с мировыми тенденциями. Очень многие показанные коллекции были созданы с оглядкой в прошлое, назад в советские 80-е, максимум – середину 90-х. Самое-самое новое и модное из того, что было показано – псевдомарни с крупными аппликациями и пластиковыми украшениями (коллекция в этом духе была показана Забелиной Анной из Минска). Большая же часть показанного напоминала советский журнал «Работница» 85-87 годов, где была такая же вычурная, неносибельная одежда, непонятно для кого предназначенная.

Гран-при получила Кожевникова Наталья, ученица Вячеслава Зайцева, знаменитого своей неуязвимостью перед лицом времени. Я вела записи во время шоу, и по поводу будущего гран-при непочтительно написала: «Зайцевские мужики в корявом чб. Оригами, замах на Ямамото».

Это не ретро (когда сознательно создается дистанция), это именно утрата связи и понимания того, что происходит в мире моды и вообще в мире. Тенденция отражает стремление к закрытости, очень тревожный знак для индустрии.

2. Бедность. Не путать с минимализмом, это не он; минимализм – это ведь чисто эстетская вещь, главное – цельность и чистота линий. Минимализм скорее не живёт в бедности. А вот в той бедности, что показали в финале, как раз много ряби и лишних деталей, так что это напоминает одновременно лохмотья нищего и оперение птицы. В целом это серенькие и неприметные антимодные одежки.

Помните песню «Перепёлочка»? «Тыыыы ж моя, тыыы ж моя, пере-пё-лоч-ка». Заунывная нотная азбука советской школы. Пелось о пожилой птице, у которой то одно болит, то другое, и я даже не помню — в финале она отмучилась или нет. Коллекции в этом духе оставляют очень похожее впечатление и лучше всего иллюстрируют экономический кризис. Это даже не материальная бедность, а ментальная: нечем и нечего придумать, некуда жить.

Это напоминает мне своеобразное кокетство сектантов, с которыми я много лет назад имела случай некоторое время общаться. У них считалось крутым (в открытую не говорили, но это легко считывалось)  выглядеть как можно более убого, нескладно, коряво, то есть даже не скромно — скромный-то не станет лезть в глаза своей неприметностью.

Макатова Сабина, кстати, получила приз – обучение в МГУДТ.

А вот коллекция Натальи Печенкиной одним махом, простите, кроет сразу три тренда: перепёлочку, народность и богатую отделку. Как? Талант.

3. Показное богатство и избыток декора. Вкупе с «перепелочкой» отражают расслоение российского общества, которое всё усиливается. Это любимое россиянами «дорого-богато», но с обязательным ручным трудом. Как будто дизайнеры научились ценить своё –- то есть византийское в данном случае — разглядели и стали культивировать. На самом деле, это слегка обнадеживает: вдруг и правда научатся делать что-то руками.
Но пока это бюджетная дольчегабана.

4. Народный костюм.
Куда же без него, если на официальном сайте «Силуэта» новости: «Татьяна Михалкова дала санкциям модный ответ».   Первые 2 десятка коллекций вообще, такое впечатление, отбирали по этому принципу; народно — о, попадает в струю, берём.

Исторический, настоящий русский костюм — по-настоящему красив. Это становится понятно, есть смотреть на сохранившуюся одежду в музеях. Проблема в том, что его таким мало кто видел; а видели все хохлому и вульгарные расписные сарафаны, весь этот позор и ужас, который сходит в массовой культуре за русское народное творчество.  Проверить, насколько русский костюм народен, просто: носит ли его народ? Люди в электричке? На улице?

Не любит и не носит. Именно народ и не носит — это у бар бывает придурь иногда.  Кроме редких фриков, русский костюм надевают только ради хохмы и перед начальством. Так сложилось исторически — мы в массе стыдимся русского, оно ассоциируется с деревней, а слово «деревня» в русском языке — ругательное.

При таком раскладе в искренний порыв и настоящую любовь к родному, исконному и посконному слабовато верится; или уж она какая-то вымученная, раз порождает такие неубедительные вещи.
5. Политическая конъюнктура. Явно политических коллекций было две, обе специально выделили комментарием ведущей: одна коллекция с принтами — рисунками детей Донбасса, а вторая под названием «Севастополь — стирая границы».

Меня это, честно говоря, удивляет. Я не понимаю, зачем так-то. Казалось бы, можно выразить свою лояльность действующей власти каким-то более уместным способом, что ли, — проголосовать или высказаться публично. Но дизайнеры предпочитают выражать лояльность именно вот так, творя сувенирное. При этом они продают за сиюминутную выгоду нечто такое, что потом нельзя будет купить. Да и выгода сомнительна: большей части «народных» и ни одной «политической» всё равно ничего не дали, хоть и вывели их в финал.

6. Ложь на уровне вещи. Если ад существует, Роже Вивье носит там все свои туфли. Показанная в финале «Русского силуэта» одежда не причиняет физических мучений, но причиняет моральные.  Заставить ходить в этом самих дизайнеров было бы худшим наказанием для них: плохой крой, материалы, которые не держат задуманную форму, в особо тяжелых случаях — говнозадор и якобы модная якобы молодёжность. Для кого это сделано? Кто это наденет в здравом уме?

Вот скажите — если это одежда, то куда это носить? А если это арт, где месседж и новизна?

С одной стороны, все понятно: это же молодые дизайнеры, не знающие пока никаких границ, в том числе иногда вкуса и здравого смысла. Здесь и должен быть взрыв цвета, безумия, безбашенности, кипучей молодости; однако удручает именно отсутствие молодой удали. Многие участники хоть и не видят границ вкуса и здравого смысла, но уже заточены на получение возможного покровительства и политической выгоды.

Надежда в том, что все-таки начали вкладывать в коллекции много ручного труда. И еще в 2-3 хороших коллекциях, появившихся скорее вопреки происходящему. Самые адекватные работы, которые как раз можно представить в мировом контексте — почти все из Омска.

Коллекция Ольги Булёвой — такой Поль Пуаре в иллюстрациях Ириба, но собранный из современных вещей.

«Зазеркалье» Ольги Продан — интересная работа с формой.

У меня был один фаворит — коллекция Марии Гетманской «Человек играющий». На фотографии она так не впечатляет, как в реальности; это живые гармоничные вещи, за которыми (скорее всего) большой труд, но результат изящен, как будто всегда тут рос.  Я рада, что эта работа получила одну из премий-стажировок.

Ерунда отвалится, хорошее останется.