Эта книга Вирджинии Пострел для меня оказалась одной из системообразующих, в том же ряду — «Золотая ветвь» Джорджа Джеймса Фрэзера и «Культура два» Паперного. Она точно так же достраивает систему полочек, на которые будут уложены новые знания, и точно так же объединяет вещи, которые в обыденном сознании являются чем-то из разных миров.
Тема гламура, точнее, уровень её обсуждения в книге Пострел — представляется мне настолько серьёзным, что так и хочется начать с обоснования актуальности темы, а продолжить подходами к определению.
Актуальность, впрочем, даже доказывать не приходится: для огромного количества людей, особенно если они не заняты в сфере моды, гламур = мода, мода = гламур. В глянце — то же самое, с одним принципиальным отличием: глянец культивирует это равенство в собственных коммерческих целях.
Даже для профессионалов моды на территории бывшего СССР понятие гламура — серьёзного такого, правильного, без иронии — является едва ли не базовым. То, над чем весь остальной мир уже даже смеяться перестал, для нас всё ещё является достойным серьёзного профессионального обсуждения. Именно поэтому книгу Пострел я читала жадно, понимая, что описанный в ней ментальный механизм — это преобладающее состояние ума модного потребителя, с которым, хочу я этого или нет, я буду иметь дело ближайшие годы.
Итак, определения. Книга 2013 года, на русский пока не переведена (я не видела, во всяком случае), поэтому цитировать буду по-английски со своим переводом.
Одной из первых приводится формулировка журналистки Алисии Дрейк: the implicit promice of a life devoid of mediocricy. «Неявное обещание жизни, свободной от посредственности». Гламур — это что-то, что приподнимает нас над обыденностью. Но это могут быть совершенно разные вещи, но остаётся вопрос: как работает-то? Пострел приводит список того, чем гламур _не_ является: красота, элегантность, роскошь, слава, сексуальность; гламур не ограничивается сферами моды и кино.
«Glamour is, rahter, a form of nonverbal rhetoric, which moves and persuades not through words but through images, concepts, and totems. «
«Гламур — это скорее форма невербальной риторики, способная воздействовать и внушать не словами, а с помощью образов, концепций, тотемов».
«Glamour is an illusion «known to be false but felt to be true» which focuses and intensifies a preexisting but previously inchoate yearning».
«Гламур — это иллюзия, о которой «знаешь, что это ложь, но чувствуешь, что правда», которая фокусирует и усиливает существовавшие в зачаточном виде желания».
Привычное представление о гламуре таким образом неожиданно расширяется, и в один ряд с кинодивами тридцатых неожиданно попадают — военные. Военный гламур — словосочетание, которое для меня до сих пор было возможно лишь в ироническом ключе. Просто не принято в отношении военной агитации употреблять это слово, но суть-то одна.
Если кинодивы влекут красотой и элегантностью, у военных другой, мальчиковый, набор: значительность, товарищество, боевитость (она же удаль молодецкая). Механизм воздействия военного плаката при этом — тот же, что и у картинки в модном журнале, через отождествление.
Или другой неочевидный пример: религиозный гламур. Суть явления та же: религиозность возносит над посредственностью, наполняет будни смыслом, гарантирует принадлежность. Однако, как и в случае с военной агитацией, религиозный гламур никто так не называет, и дело тут, я думаю, не в легкомысленных мирских ассоциациях. Дело в том, что слово «гламур» — буквально «чары» — здесь слишком, непрошеным образом, точное. Ведь именно в этих двух сферах — военной и религиозной — практикуются самые дерзкие манипуляции со смыслами, причём цели скрыты иногда даже от самих манипуляторов. Одно дело вера, совсем другое — обретение правильности и святости на старости лет («Ведь крепнет нравственность, когда дряхлеет плоть»). Одно дело любовь к своей стране и готовность её защищать, а совсем другое — нарушение международных договоров и кровавая агрессия против своих же граждан. В изначально мошеннических организациях (секты, например) врут все участники, включая рядовых данников. Самый жуткий и даже оскорбительный для понятия гламура пример, который приводится в книге, имеет и военную, и религиозную составляющие: это мировоззренческая обработка террористов-смертников.
Как же это работает? Собрать и запустить действующее гламурное явление — это искусство и одновременно наука; но заинтересованный зритель может, понаблюдав со стороны, выделить некие общие черты. Согласно Вирджинии Пострел, это mystery and grace, transformation and escape. (Сейчас, когда я пишу эти слова по-английски, я понимаю, почему первым движением было — привести их без перевода: все перечисленные качества — для нас, живущих в России — присущи и английской речи. Вообще у нас сам факт иностранности является гламурным; Александр Васильев любит повторять на своих лекциях, что икона стиля в России — всегда иностранка).
В мои намерения не входит пересказывать всю книгу, но напоследок приведу всё-таки примеры знаковых явлений, icons, на которых Пострел строит обобщения:
— авиация
— курение
— принцесса
— ветрогенераторы
— Калифорния
— шоу с переодеваниями
— беспроводные технологии
— супергерой
…
И так далее. Список не претендует на полноту, поэтому странно задаваться вопросами «А где же чёрный цвет? Бриллианты? Крокодил? Яхты? Стразы? Розовые перья?» Последние два айтема вообще из области превратно понятого гламура — а с другой стороны, это ещё как посмотреть; ведь мы уже поняли, что ни количество денег, ни мода, ни класс, ни вкус тут ни при чём, так что для кого-то — и розовые перья. Вот не так давно в Москве прошла выставка, посвященная фильмам про Джеймса Бонда; бродя по ней, я думала, что мир Бонда — самая настоящая энциклопедия гламура, и мальчикового, и девочкиного; там есть всё.
Про гламур нельзя сказать, что он сам по себе хороший или плохой; он — сосуд, в котором может быть и вода, и лекарство, и яд. Моя собственная гламурная картинка — это город на холме. Когда мне было лет 12 и я жила в Смоленске, я часто удивлялась тому, что город на другом холме — такой невероятно красивый и чистый (а между тем, когда я действительно бывала в тех местах, они оказывались обыкновенными, пыльными и ничего особенного). Образ холмов никак особенно не повлиял на мою жизнь, разве что теперь я могу привести этот пример.
А вот балерина Микаэла Де Принс, чью историю Вирджиния Пострел приводит в самом начале книги, стала тем, кем она стала, благодаря журнальной картинке. И за эту картинку хочется кому-то большому сказать «спасибо».
Каждый имеет право на свой город на холме.
Понравилось это:
Нравится Загрузка…
robotesse 
Добавить комментарий