robotesse

В шейминге (т.е. в штампованном и неотрефлексированном массовом осуждении чего-либо в людях) меня больше всего удивляет не массовость и даже не бесцеремонность непрошеных оценок, в глаза или чаще за глаза, а предмет. То самое, за что стыдят. Практически всегда стыдят за вещи а) нормальные и естественные для живого человека; б) не причиняющие никому вреда, т.е. по сути лишенные повода для морального осуждения.

Например, стыдят за старение. Хотите почувствовать себя старой уже в тридцать лет? Беспроигрышный вариант, почти гарантия за редкими исключениями — прийти к российскому (постсоветскому) гинекологу. Действительно старые люди, общаясь с людьми других возрастов, считают необходимым эту свою старость как-то упомянуть, изобразить самоиронию: я, мол, старая, вы не обращайте внимания.

Кстати, о самоиронии. За ее отсутствие тоже стыдят. Бедное слово в сетевых срачах скоро окончательно потеряет смысл, но здесь я имею в виду его нормальное значение: смелость видеть смешное в себе, самостоятельно, а не вынужденно и под давлением других людей. Вынужденно хихикать, когда тебе не смешно, или проглатывать оскорбление, когда хочется ответить — это не самоирония. Это слабость. Она не постыдна, но и ни в коем случае не похвальна. Предавать себя — это такой же отстой, как предавать других людей, а комментаторы, стыдящие за отсутствие самоиронии, по сути хотят именно этого: чтобы вы перестали чувствовать по-своему, и стали чувствовать и воспринимать «правильно», то есть как они, комментаторы. Чтобы вы отреклись от своего опыта, своих чувств и своих нравственных ориентиров, — ради их, комментаторов, одобрения.

Стыдят за способность испытывать гнев и страх. Обычно словами, что у кого-то «горят пердаки» или похожими — причем в случаях, где для страха или гнева есть все основания. Например, собачник из недалеких говорит на полном серьезе: а не надо бояться, вы сами виноваты, что собака бросается. Да, действительно, как это я не подумала; надо просто перестать бояться, и все. И собака сразу станет смирной, воспитается и обрастет намордником и поводком.

Свой-то гнев — праведный, а вот если злится кто-то несимпатичный, то он за это не достоин жить. Компания или известный человек размещает некий контент, который содержит оскорбительный намек (собака и Икея, три поросенка и детская клиника); аудитория, в чью сторону намек, пишет в коментах, что ей это неприятно, и грозит наказать контору рублем, отказавшись от услуг. Следом набегает целая толпа осуждающих: первых комментаторов, которым стало неприятно, стыдят за отсутствие пресловутой самоиронии (то есть за способность различать оттенки и чувствовать по-другому); в тех, кому фотка с собакой или издевательский текст про «мы все умрем» не понравился, иногда летят настоящие оскорбления и угрозы, и осуждение на этом фоне выглядит цветочками.

Женщинам достается целая пачка гендерно привязанных поводов для осуждения. Слатшейминг — за то, что женщина выглядит (или якобы стремится выглядеть) сексуально привлекательно. «Распустилась», «не следит за собой» — стыдят женщину, весь день которой привязан к уходу за младенцем. То есть женщин стыдят за то, что в патриархальном обществе вообще-то является их едва ли не единственным предназначением! Разве это не удивительно?
Впрочем, если женщина не одевается сексуально, отказывается от брака и детей — она тоже огребет. Если она этот свой выбор еще и как-то формулирует публично — ууу, это совсем караул, радикализм. То есть и секс плохо, и не секс — тоже плохо! Иногда даже для одних и тех же наблюдателей.

Стыдят за несоответствие нереалистичному образцу — это моя любимая мозоль. Как-то Эвелина Хромченко в «Модном приговоре» застыдила женщину за удобную обувь, и сделала удивительный вывод, такой «вообще»: какая обувь, такая и жизнь. Нет, извините, у людей с мозгами — наоборот: какая жизнь, такая и обувь; а то, что вы пытаетесь внушить — «купи туфли, и жизнь изменится» — это коммерческая эксплуатация магического мышления. На этом весь глянец стоит, и почти вся модная индустрия, то есть стояла до сих пор, а теперь волей-неволей вынуждена меняться. Женщина из телевизора, которая стоит перед камерой в бежевых лодочках на шпильке, которой удобно, тепло и светло, стыдит женщину из провинциального города, где холод и непролазная грязь, и надо прыгать в эту грязь из маршрутки — за удобную обувь, то есть за самый рациональный выбор, за непричинение себе вреда. Стыдит за то, что она, эта женщина, не дура и соображает, что ей в этом ходить по реальной земле.

Стыдят за тело. За любое несоответствие глянцевому нереалистичному образцу. За гипотетическую непригодность для немедленного употребления (разговоры никому не известных и ничем в жизни не прославившихся Петь и Вась про то, как бы они кому-то не вдули, хотя та, кого они обсуждают, может и не знать об их существовании). На полном серьезе женщину, как лошадь, разбирают по статям и предметно указывают, что, на их взгляд, не так. Это очень важный момент, и он касается всех людей. Человеческое тело — не предмет, на него нет ГОСТа, к нему глупо и жестоко, но прежде всего именно глупо, — подъезжать с мерками, как к товару. Те, кто стыдит за тело, по сути говорят «ты плохой товар» — и единственное, что можно им ответить, — я вообще не товар.

Шейминг откуда не ждали — порицание ухода за собой, даже минимального, от бодипозитивных активисток. Увы, среди них тоже есть человечицы, у которых с логикой не очень. Удаляют из бодипозитивного сообщества за фото из спортзала на личной странице, например. Тех, кто бреет волосы на ногах, обзывают патриархальными подстилками и стыдят вполне в патриархальном духе. «Её тело — ее дело» работает для осуждающих только в одну сторону — в идеологически правильную. К счастью, и группы, и активистки бывают разные, фем-сообщество даже в России невероятно разнообразно, и адекватных людей в нем довольно много.

Мужчины массово огребают за нестатусность, «нищебродство» и недостаточную якобы мужественность, то есть не-альфасамцовость. Формулируется по-разному, но логическая ошибка та же, что и с женщинами. Дело в том, что в вертикальной иерархии в принципе, всегда, кто-то выше, а кто-то ниже, и если вы видите мир организованным именно так (а это именно выбор, личный выбор, а не установление истины) — то все ваши коммуникации будут основаны на доминировании и подчинении. Все люди не могут занимать первое место; вторых мест тоже немного. Кто-то да будет мести улицу или работать на конвейере. Он занимает в этом случае место, которое смог занять, и выполняет важную для людей функцию, приносит очевидную пользу; так за что же его стыдить?

Недостаточная якобы мужественность — это все что угодно, что не вписывается в образ брутального полуживотного: эмпатия, например. Вообще эмоциональный интеллект. Способность и желание понимать интересы других и решать конфликты миром и без давления. (Не путайте добросовестную аргументацию и «слушай сюда, тупая женщина, сейчас я тебе все объясню»). Выполнение работы по дому за пределами прибитой полки, а работа эта чаще всего «женская», то есть непрестижная.

Детей стыдят за неудобство в использовании. Порицают, морально уничтожают, бьют — за то, что просится в туалет не вовремя, или не хочет идти туда, когда удобно; за то что хочет или не хочет есть; за то, что имеет чувства и плачет; иногда за факт существования, за то что подвернулся под руку.

Список, за что стыдят, может быть очень длинным, но во всех приведенных случаях уже видно нечто общее. Осуждение непослушного (=неудобного) ребенка, который не хочет есть кашу, комментатора, которому что-то не понравилось, сексуально одетой женщины или феминистки, бреющей ноги, — по форме морально (нарушение заповедей, попрание светлых идеалов), но по сути это претензия на подавление чужой субъектности. Ты смеешь иметь собственное мнение? Делать собственный выбор? Да ты кто вообще? — говорит нам коллективное бессознательное через мимокрокодила в коментах или знакомых людей.

Полезный мысленный эксперимент — представлять себе тот идеал, с которым вас сравнивает осуждающий; обычно это довольно легко сделать. Получается мультиварка. Или проекция мультиварки в мозгу конкретно этого комментатора: неправдоподобная, невозможная в реальности, смехотворная пародия на человека. Мужские ожидания от женщин высмеивает Cosmo: «Женщина должна даже не по требованию, а просто по умолчанию выкатить полный набор удовольствий: быть молодой, красивой, ухоженной, сексуально одетой, нежной, ласковой, сексапильной; пусть сама проявит инициативу, а то, знаете, мужчину травмируют отказы и сам он не может; заодно женщина не должна ничего требовать, потому что у нас равноправие и, знаешь, за свой кофе сама заплати; еще желательно, чтобы она отдавалась на первом свидании, но при этом ни в коем случае не была шлюхой. И — самое важное! — не смей быть в постели бревном!»

Ребенок, который удобен во всем и абсолютно послушен — это кукла. Всегда со всем согласна, всегда ждет хозяина, всегда смотрит с любовью и не имеет других интересов — собака, а не женщина. Тем, кто ждет от женщины полного отсутствия субъектности, может быть, стоит жениться на собаке? Только она ведь ни обслуживать дома не будет, ни зарплату домой приносить, вот беда.

***

Когда я была маленькой и читала детскую Библию, то одного не могла там понять. Бог создал животных и людей, и велел им плодиться и размножаться. При этом секс — грех с точки зрения религии; я не помню даже, знала ли я слово «секс», но о запретности и греховности темы — точно знала. Это было для меня странным: ну как же, сам создал, создал именно такими, сам велел «размножайтесь», а теперь — грех? Как так?

Став старше и циничнее, я поняла. Запрет и осуждение за его нарушение — первейшее средство удерживать власть. Чтобы власть была непререкаемой, надо запрещать что-то жизненно необходимое или просто важное для многих (еду, секс, субъектность), а нарушение сурово карать. Среди семи смертных грехов есть похоть и чревоугодие; проповеди, громящие то и другое, с давних времен слушали малограмотные полунищие люди, у которых в жизни не так много других радостей. И еды у них часто совсем мало, какое уж там чревоугодие. Не разгуляешься. Каков же смысл запрета? А таков: не рыпайтесь, не качайте права, знайте свое место, жалкие слабые грешники. Манипуляция через страх и стыд — штука примитивная, но она работает. Плюс авторитет важного общественного института. Человек может знать внутри себя, что в его любви к еде или к человеку нет ничего плохого, но страх осуждения заставляет его подчиниться или сделать вид, что он подчиняется — а это делает его покорным и внушаемым и во всех остальных областях, кроме стола и постели.

Фэтшейминг, порицание типа «совсем себя запустила», упреки в не-женственности или недостаточной альфасамцовости — тот же рычаг, те же стыд и вина, только в интересах рекламодателей.

Внутри самой подавляемой группы возникает печальный феномен: те, кто терпит понукания и шейминг, ненавидят и осуждают тех, кто не терпит или хотя бы ворчит. Запущенное в толпу внешней силой, осуждение находит внутренних агентов и работает уже само, без покрикиваний со стороны. Те, кто под давлением отказываются от чего-то для них важного, те, кто задавливают в себе разные желания, да и порой саму человеческую природу — ненавидят тех, кто не собирается этого делать. «Запустившие себя» живут, понимаешь, в свое удовольствие, а я мучаюсь! Осуждение тех, у кого якобы нет самоиронии — это не всегда признание «У меня нет эмпатии». Иногда это вопль: «Я терплю, а ты что? Бааарыня!»

Манипулирование через стыд и вину помогало до поры удерживать социальную несправедливость. Вспомните «Джейн Эйр» и сцену, где героине читают проповедь о скромности в одежде, и тут входят расфуфыренные жена и дочь смотрителя или директора. «Скромность» тут очевидно имеет классовый смысл, про сверчка и шесток. Не высовывайся, а еще ты ничтожная, не достойная жизни грешница — вот что говорит проповедник девочке.

Сейчас в цивилизованном мире слова, исходящие от важных общественных институтов, сильно поменялись в сторону человечности. Меняется постепенно и публичная речь отдельных людей; вот даже нормативные стилисты с семью железными типажами пишут что-то смешное про дайверсити и бодипозитив. Освоение нового всегда происходит через внешнее подражание; хорошо хоть так. Просто происходит это довольно медленно. Люди не могут в одночасье отказаться от того, что формировало и воспитывало их годами.

А насчет осуждалок стоит помнить: если речь не идет о нарушениях закона и причинении вреда другим людям, осуждение — это чаще всего попытка надеть на вас строгий ошейник.

Босх отсюда: «The Last Judgment, central panel» by f_snarfel is licensed under CC BY-NC 2.0