В марте сразу несколько изданий написали о новой российской марке Herstory. «Вандерзин» разместили новость с небольшой доброжелательной рецензией, «Бюро 24/7» — в меру информативное интервью с дизайнером Ольгой Шурыгиной. И там, и там упоминается Робин Морган и женское движение; и там, и там создается впечатление, что идеи феминизма дизайнеру очень близки.
Самый поразительный материал с упоминанием Herstory вышел на сайте Bazaar.ru. В нём под знаменами феминистского движения смешались в кучу кони, люди, Портной Бесо, Мария-Грация Кьюри, Кирилл Гасилин, Яся Миночкина, Артём Кривда, ну и Herstory до кучи. Поразителен этот список не только тем, что бестактно равняет создателей принтов на холщовых сумках с Кириллом Гасилиным, но и тем, что авторы даже для вида не пытаются разобраться, что такое вообще феминизм, с какими проблемами он работает и как это дело отражается в обсуждаемом дизайне одежды, и вообще — оно ли отражается.
А вот мне захотелось разобраться. За тем, что делает Ольга Шурыгина, я слежу со времен Cap America, и новая история мне очень нравится. В первой коллекции новой марки — платья и костюмы, объединённые изысканной розово-телесной цветовой гаммой, расслабленными силуэтами и лаконичностью. Одновременно Ольга выпустила фотокнигу о своих героинях; презентация проходила в букинистическом магазине в формате встречи с читателями. После я напросилась на интервью. Разговор вышел удивительным в плане «ожидания — реальность»: реальность, как всегда, всех обставила.
Н.П. Выпуск коллекции одновременно с презентацией книги – это совсем новый формат, такого у нас вроде бы ещё никто не делал.
О.Ш. Как сказала мне одна из героинь, с который мы знакомы ещё со школы и с которой снимали вместе кино в Петербурге: «Ну что, я тебя поздравляю! Ты перешла через моду».
Н.П. Мода сейчас вообще перешла через моду, самые интересные вещи делаются на грани с другими областями культуры. Нерв там.
О.Ш. Это для женщин, которые интересуются искусством и мыслят им, а не модой. Дальше дизайн будет более сложным, но в этой коллекции я намеренно пошла на отказ от авторской манеры, потому что главное – женщины, мои героини, и рассказ о них.
Всё началось с кризиса. Я начинала с какой-то идеи, сидела в библиотеке, а потом перегорала: понимала, что нет, мне скучно. Так я использовала где-то десять идей. Копалась в себе – кто я есть? В таких вещах очень важна искренность. Раньше мне казалось, что гениальность – это когда ты ловишь что-нибудь извне и об этом рассказываешь; и только спустя время я поняла, что это неверно. На самом деле идеи внутри тебя, просто нужно их откопать. Из-за внешней красоты, из-за интереса к ней ты слышишь чужие запахи, но не свой. А свой на самом деле есть у всех. И я начала с себя.
В юности хочется самореализоваться, сделать что-то безумное. Первый мой проект, Cap America, был именно таким. Потом был двухлетний перерыв, и в это время возникло желание сделать что-то полезное. В детстве я жила в Подмосковье, ездила в школу на электричке и каждый день наблюдала за обычными женщинами. Сейчас я переехала, напротив моего дома — Министерство обороны. Каждый день в 7-8 утра я вижу, как люди, как муравейчики, идут туда, а вечером – возвращаются обратно; возникает то же, из детства, ощущение монотонной бессмысленности. Мне захотелось что-то сделать для людей.
Ещё во времена Cap America я думала: «Сделаю что-то простое, коммерческое, что будет понятно людям». Поначалу было неинтересно, но я просто нашла этот интерес, поискала и нашла. И это вылилось в уникальный продукт, потому что доступных марок с идеей я на русском рынке на вижу. Сначала я поставила достаточно высокие цены, но потом снизила их, потому что это не совпадает с идеей. Женщины, для которых я это делаю, не могут себе позволить очень дорогие вещи.
Я просто соединила свою любовь к одежде с тем, как я вижу этих женщин, что можно им предложить.
Н.П. Ставишь ли ты коммерческие цели?
О.Ш. У меня есть планы, я представляю, как буду развиваться; но надо набраться опыта и придумать свою модель.
Н.П. Мне нравится, что ты одна, а проекты разные, и ты ассоциируешь их не с собой лично, а с направлением развития или мысли. Так мало кто делает.
О.Ш. Есть правило, что дизайнер – часть своего проекта. Поначалу было трудно принять, что я разная. Потребовалось много времени и смелости, чтобы принять это и разделить на разные проекты.
Н.П. У Herstory есть начало, каким будет продолжение? Или пара коллекций и все?
О.Ш. Я чувствую в этой идее супер-потенциал, поэтому планы у меня серьезные. Помощь этим женщинам, общение с ними, коллаборации с интересными людьми, размышления на тему проблематики женщины в современном мире, в России в частности.
У меня мама художница, бабушка художница, у меня самой художественное образование, которое не дает мне покоя. Уже в сознательном возрасте познакомившись с современным искусством, я поняла, что это очень интересно. Мне хочется искусство соединить с чем-то, а раз я делаю одежду – то с одеждой.
Н.П. Вопрос о названии марки. Слово herstory, придуманное Робин Морган, связано с женским движением.
О.Ш. Знакомый англичанин, когда я ему сказала, как называется марка, вообще не понял, что это за слово.
Н.П. Может быть, он просто его не знает?
О.Ш. Может быть.
Н.П. В любом случае, это слово – сильнейший якорь, его использование не может быть – просто так. Какое у тебя отношение к феминизму? Насколько ты глубоко в этой теме?
Для меня тема феминизма – это что-то абстрактное, не относящееся к России вообще. Мне кажется, здесь феминизма настоящего не существует.
Н.П. А настоящий феминизм – это какой?
О.Ш. Это как со словом «гламур». Оно переводится как «чары», а у нас означает стразы и перья. То же самое и с феминизмом, я бы провела прямую параллель. Здесь феминизм – это обязательно лесбиянка, которая ненавидит мужчин.
Н.П. Откуда этот взгляд?
О.Ш. Я что-то слышала, что-то читала.
Н.П. А кого из русских феминисток ты читаешь?
О.Ш. Вспомнить бы кого-нибудь. Честно говоря, темы феминизма я не хотела затрагивать.
Н.П. Но ты взяла самое феминистское слово.
О.Ш. Да.
Н.П. Получается, твоя коллекция к слову не имеет отношения.
О.Ш. В первой коллекции действительно это так. Мне почему-то видится, что в России слово «феминизм» очень политизировано. Мне это очень грустно.
А какая политическая сила его использует?
О.Ш. Если ты касаешься феминизма, то ты либо за, либо против, и ты просто обязан быть на какой-то стороне, и как-то действовать, участвовать в политике, что-то пытаться изменить.
Н.П. Но это суть любого общественного движения.
О.Ш. Недавно все обсуждали марш в Нью-Йорке, и это показало, насколько людям важно мнение других. Получается, что если ты сидишь дома, то тебя устраивает нынешняя ситуация.
Н.П. Я думаю, что их просто не избивают за то, что они вышли на площадь.
О.Ш. Я не хочу бороться с системой, потому что мне всё это видится бесполезным. Мне скорее хочется, чтобы в том наборе возможностей, в котором мы существуем, люди были наиболее счастливы – не тратя на это всю жизнь, не пытаясь что-то кому-то доказать. Увидеть красоту в том, что уже есть, ведь даже на это многие не способны. Увидеть красоту в некрасивом. Особенно женскую – это проблема, особенно сейчас, особенно в России. Все очень одинаково выглядят, делают себе ресницы и так далее.
Н.П. Но это же очень феминистский вопрос – самой решать, как выглядеть. На Западе женщины вроде бы отстояли базовые права, хотя и не везде – но в Польше тетеньки вышли и не дали себя зарезать. В России есть за что бороться: закон о декриминализации домашнего насилия позволяет за 5000 рублей избить хоть жену, хоть ребенка, хоть престарелую мать.
О.Ш. Вся эта политика мне неинтересна. Мне кажется, здесь феминизму и не дадут развиваться.
Н.П. Это не вопрос, даст кто-то или не даст. В России больше половины населения – женщины. Взрослый человек в состоянии сам, не спрашивая разрешения, пользоваться своими правами, закрепленными в Конституции.
Но давай вернемся к бодипозитиву, к вопросам типа «брить ноги ли не брить». Как ты к этому относишься? Брить ли ноги? Сбривать ли усы лазерной эпиляцией?
О.Ш. Мне близка визуально эстетика самого женственного времени – 50-х, 60-х. Мне кажется, я и сама оттуда, даже внешне. Мне близко отношение к красоте того времени. Конечно, все были под одну гребенку, но всё равно.
Н.П. Но 50-е и 60-е – это же совсем разные эпохи по эстетике, какая всё-таки ближе?
О.Ш. Конец 50-х. Женщина должна быть ухоженной, от этого зависит её счастье. Ну не может женщина быть счастливой, видя у себя бородавки или отросшие волосы. Если она за собой не ухаживает, значит, она что-то отрицает. Зачем идти против течения или против себя? Я не про это. Я не про боль и не про агрессию, я про счастье.
Н.П. А феминитивы как тебе? Когда говорят «редакторка», «фотографка»?
О.Ш. Я вижу в этом какое-то противостояние, и упорство, но оно в пустоту. От названия смысл не поменяется. Если бы это хотя бы красиво звучало. Исторически многими профессиями владели мужчины. Но это уже неважно. Очень много лишних и ненужных мыслей.
Н.П. Как ты относишься к мату?
О.Ш. Я считаю, что если очень хочется, то можно.
Н.П. Расскажи, пожалуйста, как создавалась книга.
О.Ш. Сначала я хотела написать текст сама, но всё получалось плоским. Потом попросила одного журналиста, но мне тоже не понравилось. Андрей Аболенкин очень профессионально отнесся к тексту: предложил 5 разных вариантов, задал кучу вопросов. Не знаю, как буду работать с кем-то другим. Познакомились мы с ним на лекции в институте, он был рецензентом моего диплома.
В этом проекте я собрала самых крутых профессионалов. Это важное новое ощущение – когда ты полностью доверяешь человеку, его работе. Вуди Аллен, например, никогда не критиковал актеров. Вот подходит к нему актриса: Вуди, я правильно сейчас сыграла? А он: ну, если вы чувствуете, что можете сыграть как-то более натурально, давайте сделаем еще дубль. Очень сложно не контролировать до конца, но с профессионалами можно и нужно работать именно так. Мы с фотографом долго присматривались друг к другу, но это стоило того.
Н.П. Какой будет дальнейшая судьба книги?
О.Ш. Я думаю издать ещё небольшой тираж. Это цифровая печать, она позволяет печатать только в небольшом количестве. Я мечтала сделать это в офсете, большим тиражом, но для этого нужны те, кому это интересно.
Н.П. Идея бумажной книги возникла до работы над коллекцией, во время или после?
О.Ш. С самого начала. Я знала, что хочу видеть коллекцию на реальных женщинах, и уже знала, на ком именно. Книга мне виделась в единственном экземпляре, как что-то сакральное. На презентации я хотела посадить бабушку – музейного хранителя, которая смотрела бы за этой книгой. Но тогда я хотела делать перформанс, и когда владельцы помещения отказались, очень расстроилась.
Н.П. А кто выбрал магазин?
О.Ш. Это я выбрала. С первым помещением не получилось, и я подумала, что мое желание сделать перформанс – некий страх, что коллекции и книги будет недостаточно. И я решила доделать, чтобы уже не было никаких сомнений, поэтому были до-съемки, переписывания текста и так далее.
Я думала про библиотеку или книжный магазин; сразу подумала о библиотеке Достоевского, но у них запись до июня. Плюс в библиотеке особо не поразвлекаешься. Один знакомый сказала: вот, есть такое место, букинистический магазин «Старая книга». Я долго ждала ответа, потом поехала сама узнавать. Мы познакомились; владельцы – чудесные люди. При этом о магазине мало кто знает, они себя никак не рекламируют.
Н.П. Каков будет тираж этих вещей? Размерная линейка?
О.Ш. Небольшой тираж и три размера. Если клиентка готова приехать, я могу подогнать рост или даже сшить на заказ. Это будет чуть дороже, но зато получится совсем уникальная вещь, для меня это важно. Мы и правда все разные.
Н.П. Расскажи о цветах коллекции. Откуда этот теплый розовый, в который как будто подмешали телесный. Кожа, розовые лепестки?
О.Ш. Я отталкивалась от самих женщин, потенциальных клиенток, что могло бы им подойти. Но это не база. Цвет – это моё отношение к красоте.
Н.П. При этом если смотреть чисто внешне, не вникая, то твоё платье – простое, с небольшим воланом, можно принять за базу.
О.Ш. Для того, чтобы помочь людям, их сначала уравнивают и предлагают делать с ними что-то одинаковое, например, образовывать и лечить одинаково. Масс-маркет – это то же самое. Предложение базового гардероба удобно для человека, которому одежда вообще неинтересна. Или когда человек совсем не умеет одеваться – ему лучше всего предложить унификацию, то, что легко уложится в его голове. А я рассказываю через одежду, это совсем другое.
Все фото из книги Herstory.
robotesse 