robotesse

После прошлого раза я решила больше не ходить на киноклуб в Еврейском музее. Но документальное кино, и не только документальное, продолжается: теперь смотрю по крайней мере один хороший фильм в неделю, а если получится — то и два. Как на этот раз. Документальность и там, и там присутствует как предлог, хотя и первый фильм, и второй — художественные.

Северная Корея, планетарное страшилище, вызывает и ужас, и примитивный интерес. Со стороны трудно поверить, даже жителю бывшего СССР, что такое вообще бывает. Но фильм «В лучах солнца» Виталия Манского хорош далеко не только темой и не только социальностью: предостеречь, задать правильные вопросы. Тем более что явных ужасов снять не удалось; что кругом сплошной фейк, интуристу нужно догадываться. На «Медузе» вышел цикл фотографий, сделанных Манским во время съёмок, в том числе тайно. Разноцветные воздушные шарики, выложенные на витрине для имитации изобилия — это и есть фасад страны в одной картинке. Это та беспросветность лжи, в которой люди уже теряют адекватность восприятия.

В фильме использованы по большей части материалы разрешенно отснятой показухи — и это лучшим образом обнажает фальшь происходящего. Даже если бы Манский снял и смонтировал всё именно так, как хочет северокорейская сторона — не показывая подготовку к дублям, без повторений — фальшь бы вылезла просто из-за смехотворного, истерически-восторженного сценария, подготовленного северокорейскоми коммунистами. Чего стоит только сцена, где несчастный букет, предназначенный передовой швее, передаривают отцу героини, и аплодируют при этом. Аплодируют там вообще все и по любому поводу; кто радуется недостаточно истово — того одергивают, и он судорожно натягивает улыбку ещё шире.

Из настоящего там разве что люди, если не слушать, что они говорят, а смотреть в глаза. Девочка пока ещё самая настоящая из всех, в её глазах есть любопытство и искреннее желание быть хорошей и идти к добру — вот только другого добра, кроме идей чучхе, в Северной Корее официально нет.

Глядя на все эти передовые улыбающиеся лица, поздравления и народные гуляния строем, в каре (серьёзно, это так), я думала, как недооценена опасность, которую несут бездарные люди. Ну казалось бы — что он сделает, криворукий? А он сделает. И делает, и дела_ю_т много раз. У Набокова есть рассказ «Истребление тиранов» — как раз про это, про опасность, про ужас, заключенный в пошлости. Тиран = пошлость, по Набокову, и раньше я считала это проявлением его знаменитого снобизма, а сейчас вот склонна верить, причем буквально.

Вот только не знаю, прокатит ли избавление смехом.

***

Фильм Владимира Мирзоева «Её звали Му-Му» я посмотрела на сайте «Новой», и вообще за их онлайн кинотеатром теперь буду следить. Это уже совсем не документалистика, хотя в основе реальные события, известные тем, кто смотрит новости не только по телевизору: сбор компромата на известных оппозиционеров. Глядя на фотографии прототипа главной героини, я удивлялась их, оппозиционеров, выбору — но а) я не мужчина; б) в известные моменты люди теряют не только голову, но и вкус, видимо.

История по следам реальных событий, но всё же выдумана. При этом невольное сравнение включено в художественный эффект фильма. Как оригинальный трек, знакомый слушателю, нужен для полного восприятия кавер-версии.

Здесь есть юмор, причем юмор-1, это часть авторской оптики.  Есть доверчивое ожидание — и есть страшная правда о том, что радость убили. Есть чудесная Ирина Вилкова: её героине веришь, как человеку. Сюжетные ниточки связывают слова, детали, людей — в историю; «Её звали Му-Му» — эти слова произносит героиня, когда говорит о своей игрушечной собаке, то есть в фильме это не её собственное прозвище. Название фильма оказывается ниточкой, протянутой в наш мир, в так называемую реальность.

***

В четверг была на лекции Эллы Панеях об изменении морали, «Как появляются новые нормы». Кстати, название цикла лекций, организованного «Афишей» и «Инлиберти» — «Я могу говорить» — очень приятное для меня совпадение, потому что эта цитата из «Зеркала» пришла мне в голову в этой же связи некоторое время назад, ещё во время флешмоба #Янебоюсьсказать. Приятно совпасть в ассоциациях с людьми, которые делают такое большое крутое дело. Первая лекция, на которой я была, о ценностях россиян, была безумно интересной, я сразу записалась, как только узнала о новой программе.

Элла Панеях рассказывала о том, как нормы получают регулирование через общественное обсуждение. Что разнообразие в обществе продуктивно. (Ох.) Что отмотать историю назад в модерн из постиндустриального общества ещё никому не удавалось, а когда государство всё же пыталось это сделать, оно скатывалось сразу в архаику.

(Я вспомнила фашистские факельные шествия и детей из «Повелителя мух», закончивших истреблением себе подобных по законам первобытного племени, а начавших, на минуточку, с парламента, просто без поддержки взрослого разума).

***

Летом на сайте «Афиши» был отличный материал про любимые инстаграмы известных татуировщиков, недавно на него наткнулась и подписалась на 2 мастеров — не героев публикации, а тех, о ком они говорили.

Про татуировки мне очень интересно. При этом набить себе — нет, не хотела бы; это как каблуки. На других красиво, смотреть нравится, но сама не хочу. Так дорога возможность меняться, что я стараюсь просто не делать неотменяемых шагов. К тому же подозреваю, что даже самое удачное тату станет мне ненавистно ровно в момент нанесения, просто потому, что легко и насовсем от него теперь не избавишься.

Татуировки всё же несколько вульгарны, особенно небольшие, нейтральные и «приличные», все эти драконы, бабочки и якобы красивые завитки. Нигде внутреннее мещанство не видно так явно, как в татуировке, сделанной по запросу «набей мне что-нибудь». И дело тут, я думаю, в намерении, что лежит в основе любого бездарного поползновения: казаться таким-то и таким-то, а не быть. Ведь татуировки — только знак крутости, знак очень громкий, и реальной крутостью он может и не подтверждаться.

Слишком многое зависит от везения и от мастера. Как аэрография на машине, тату редко бывают по-настоящему удачными. У меня есть один живой пример 100% удавшейся аэрографии, крутой, смешной и бескомпромиссной: это микроавтобус школы ирландского танца «Иридан», где я когда-то занималась. Но это всё же машина, а не своё родное тело.

А смотреть бывает очень интересно, даже с точки зрения психологии стиля. Например, задавался ли кто-то вопросом, почему сюжеты татуировок чаще всего — темные и агрессивные? Почему так любят чудовищ, кости, колюще-режущее? (И почему это так бывает чаще всего пошло — но на этот вопрос уже ответил Набоков в рассказе чуть выше).

Но это всё кустари делают, а ведь художники среди татуировщиков тоже есть. Этим летом я была в Питере на «Белых ночах», останавливалась в «Этажах», как всегда, а там на четвертом выставочное пространство, и как раз была выставка татуировок. Без людей, просто листы ватмана с человеческими фигурами и орнаментами поверх. Помню, как залипла на прекрасную азиатчину с перьями, чешуёй, волнами — то ли японская гравюра, то ли Билибин, то ли якудза. Оказывается, это был Александр Грим. Мне нравится в его работах безотрывная плавность линий — плод уверенности и мастерства, и слитность мелких деталей, как в рукописных буквицах.

Другой мастер — вообще другой. Идея тату без сюжета мне близка, но она сама по себе ничего не значит. А здесь что-то такое мерцает очень своё. Эволюцию стиля Плебей Боя можно проследить по его инстаграму: начинал он тоже с ожидаемых вещей, но пришел к себе, и, например, серия с клубами дыма (или имитация рисунка тушью?) — это очень, очень хорошо.

Вот написала, что себе ничего набивать не буду, а посмотрела ещё раз его работы — и, блин, зарекаться не стоит.

Фото обложки отсюда.