robotesse

Это всё-таки уникальный кейс. #Янебоюсьсказать — одно из самых значительных сетевых и общественных событий последнего времени; и я бы не называла его флешмобом, потому что классический флешмоб — это что-то массовое, но при этом подчеркнуто искусственное и одноразовое. А здесь другое. На наших глазах одна из скрытых тем общественной жизни вышла наружу, вытекла гноем, и общество обнаружило, что гноя-то много.

У акции #Янебоюсьсказать уже есть и ещё будут последствия, прямые и косвенные, общественные и личные, на которые я склонна смотреть с оптимизмом.

1. Во-первых, ценны сами рассказы и получившаяся дискуссия. Сам факт того, что люди высказались. Здесь надо как у Тарковского в «Зеркале», громко и четко, свободно и легко: «Я — могу — говорить!»
   Тайное становится явным, о чем нельзя было — выносится на обсуждение. Так и происходят заметные изменения в обществе, какие перемены ни возьми. Люди добиваются своих прав и лучшего отношения к себе, только когда отказываются быть невидимыми и покорными.
2. Бесценны ответные рассказы, сочувствие, общность. Люди услышали друг друга. Эмоциональная поддержка, несмотря на то, что циники, хейтеры и просто мудаки нашлись и тут, конечно. Но они — ерунда по сравнению с тем, что рискнувшим удалось обрести: с собственным голосом и с поддержкой тех, кто понимает. Когда ты находишь человека, с которым можно просто говорить — это всегда сокровище, особенно когда тебе нелегко.
   Кстати, среди критиков и скептиков (назовем их так) было довольно много дипломированных психологов. Сначала я думала, что это профдеформация — желание уберечь во что бы то ни стало, даже когда угроза маловероятна. Потом вспомнила встречавшихся мне психологов — ох. А потом, когда в программе на «Дожде» приглашенная психологиня раза три сказала про необходимость квалифицированной помощи, в голову пришло очень примитивное объяснение: флешмоб раздражает психологов, потому что идет не просто без них, а ещё и мимо кассы.
   Квалифицированная помощь нужна, ясен пень. Вот только где её взять для всех тех, кого избивают и насилуют каждый день по всей нашей огромной, разбросанной и нищей стране. Это как советовать разнообразный калорийный рацион детишкам в Центральной Африке. Поэтому критики так бесят: они не предлагает ничего конструктивного и при этом реального, но своими высказываниями обесценивают начинание, которое действительно меняет ситуацию к лучшему.
3. Люди получили информацию о характере и масштабах проблемы — и мужчины, и женщины. Самый распространенный отклик — «не знал о масштабах». Что ж, получилось нагляднее любых опросов общественного мнения. Разумеется, акция эта нужна не только жертвам изнасилований, и разумеется, её смысл не в терапии (психологи, успокойтесь уже). Смысл её — в общественном звучании, в изменении отношения к проблеме абсолютно у всех, а не только у потерпевших.
4. Кто-то тревожился о расколе общества — думаю, зря. Раскол делит на два лагеря, а тут тема многоуровневая, вариантов мнений просто очень много. Но в сети произошла, куда деваться, ревизия друзей, недругов и авторитетов. Авдотья Смирнова — ладно. Антон Носик — хрен с ним.  Но вот лично мне нелегко было отписаться от Сергея Пархоменко, ведь я помню о  его проектах «Последний адрес» и «Диссернет», они вызывают огромное уважение. Но видеть Пархоменко в ленте после того, как он поддержал оправдание насилия, будет ещё тяжелее.
   Ведь имеют значения не только прямые высказывания. Фб позволяет видеть, что отмечают твои друзья; и когда ты видишь, например, что человек, которого ты читаешь каждый день, ставит лайк психологине с «необходимой квалифицированной помощью» (чтобы все, кого изнасиловали, сидели у психолога и не высовывались со своими рассказами в общественное поле) — начинаешь как-то по-другому на него смотреть. Портрет становится более точным. Что тоже полезно, хотя иногда и неприятно.
5. Вслед за ревизией авторитетов пришло опасение, и не без оснований, что таким манером можно вообще остаться без людей. Никто не совпадает с нами во взглядах полностью, но, к счастью, большинство различий — не такие уж роковые. Хотя иногда бывает забавно.
   Например, о моей подруге, с которой мы дружим уже 15 лет, я только недавно узнала, что она ненавидит Ельцина за то, что он — внимание — развалил Советский Союз. То есть был такой хороший крепкий Советский Союз, а пришел Ельцин, и всё накрылось.
   Она учитель истории, если что. Но это ладно. Но она моя близкая подруга, а о её политических взглядах я узнала вот сейчас. Как это вообще возможно? Однако это отличие не помешало нам дружить, даже когда обнаружилось.
   Так может, вообще пускай растут любые цветы?
   Всё-таки не совсем пускай. Да, у других людей могут быть — и есть — другие взгляды и ценности. Но разговор о взглядах необходимо отличать от пропаганды преступлений против человечности. На самом деле, не все различают. Благодаря дискуссии я сформулировала для себя эту грань (двойную сплошную — увы РБК).«Я выбрала карьеру, она выбрала семью» — это про ценности.

   «Ты считаешь, что нельзя никого убивать, а он считает, что иногда можно» — это про преступление.

   «Я считаю, что нужно работать и зарабатывать, а она считает, что надо раздать всё бедным и идти в монастырь» — это про ценности.

   «Женщина должна делать то, что говорит мужчина, а если она не делает, её можно убить» — это про преступление.

   Вообще, любое «можно» в сочетании с «бить», «насиловать», «убивать» — преступление. Я здесь немного кэп, но практика показывает, что именно эта двойная сплошная не для всех очевидна.

   Для меня эта грань и есть разделитель. Если человек допускает преступное «можно», он идёт лесом без всяких дискуссий.
   Если он выдает в ленту что-то просто бестактное и эгоистичное (типа — сидели бы у психолога, а не писали бы всё это страшное здесь), тут можно по-разному. Можно вступить в спор, сказать: а вы не читайте, если вас это травмирует. Но практика показывает, что если человек не видит границ ответственности, кто чего может и чего должен, разговоры с ним ни к чему не ведут, поэтому я просто отписываюсь.

6. Ревизия авторитетов в сочетании с дефицитом оных привела в моём случае к пониманию важного момента. Он тоже немножко капитанский, но с очевидностями же какая штука: они всем понятны так, но никому не понятны по-настоящему, пока не переживёшь.
   До сих пор я, оказывается, считала, что если мне нравится, что и как человек пишет, и если по тому, что он пишет, я с ним согласна, то это будет так в любой сфере — в политике, в бизнесе, в семье. Условно говоря, если человек придерживается демократических убеждений и их подтверждает полезными делами, он не будет сексистом или расистом. Или — если человек проявляет себя в личном общении как хорошо воспитанный, на деликатность в коммуникациях, и особенно в интернете, это тоже распространяется.
   Но это не просто не так — это смешно. Это всё равно что судить об отношении Гитлера к человечеству по его любви к животным.
   Как говорил Максим, одинаковое одинаковому рознь. Если человек говорит правильные вещи, из этого ничего не следует — он просто говорит правильные вещи. Если человек благотворитель — из этого ничего не следует, кроме непосредственно всех его добрых дел (что немало). Если человек мегапрофессионал и крутой медиаменеджер, из этого не следует, что у него развитый эмоциональный интеллект, особенно в России, где эта компетенция по-прежнему не ценится. И так далее. Если вам интересен человек, смотреть надо по отдельности вообще на всё, никакой экономии умственных усилий, никаких обобщений, даже в плюс.И это здорово: по крайней мере, заставит присматриваться к людям более внимательно и честно, и ценить по-настоящему то хорошее, что в них есть.

Как «Остров 90-х» с его ностальгией 30-летних, как «Бессмертный полк» с его живой народной памятью, акция #Янебоюсьсказать началась по частной инициативе, а продолжилась стихийно, потому что людям оказалось важно высказаться на эту тему. Получился большой общественный разговор — нелегкий, со всякими побочными ответвлениями и размываниями темы, с хамами и врунами, с манипуляторами и обидчивыми Д’Артаньянами в белых пальто.

Это и есть нормальная общественная жизнь. Полное согласие и одобрямс — вот где мертвечина. Поэтому, например, разгоревшийся вчера скандал по поводу записи собрания РБК, которую выложила «Медуза», спор про очевидное-неочевидное — очень полезен для российской журналистики. Потому что надо проговаривать. Даже если вы неправы. Когда человек говорит что-то от себя, он думает, как правило. А если он думает часто и сверяется с действительностью и с совестью, у него и у его профессии есть шанс.

Фото «Зеркала» отсюда.