robotesse

Новый-то он новый: «Любовь к трём Цукербринам» вышла в сентябре, вот только сам Пелевин  — не новый уже последние лет пятнадцать. Для себя я обозначила рубежи так: ранние рассказы — это что-то вроде разминки, но с отблесками горних миров, и в сборнике чудесные вещи вроде «Принца Госплана» спокойно соседствуют с откровенно ученическими типа «Зигмунда в кафе». Повесть «Жёлтая стрела» — это пик, лучшее, что Пелевиным написано, и за что я его вечно буду любить, какие бы горы ерунды он ни написал после.

«Generation П» — всё ещё круто, но путь уже вниз; «ДПП(НН)», что-то про Пиндостан и «Священная книга оборотня» — всё это уже просто кувырком с горы. Последнюю даже саундтрек не спас. «Ампир В» и «Т» я уже и читать не стала, чтобы не расстраиваться.

А тут «Цукербрины». Вот они, технологии: не будь у меня на айпаде «Литреса», где можно хоть сейчас прочитать ознакомительный отрывок — вряд ли стала бы я тревожить старую привязанность. Но я прочитала, и как тот хомячок из анекдота, — втянулась. Как часто бывает с бесплатными образцами, тизер концентрирует сильные свойства продукта. Это уже где-то на половине сюжет начал как бы провисать, уставать; отчетливо видно, какие места (очень многие) сделаны чисто профессионально, под запрос читательского рынка.

Сегодняшний Пелевин для меня — это такой плохой хороший писатель. У него прекрасный чистый русский язык — «бунинской чистоты», как сказала одна знакомая преподавательница. Своим бунинским прекрасным слогом он описывает конъюнктурную дрянь, делая это с покушениями на интеллектуальность (с годами, правда, покушения приобрели чисто формальный характер). Можно, конечно, считать обращение к конъюнктурной дряни этаким концептом, особым приёмом, чуть ли не летописью нашего времени. Я сама долгое время старалась так это дело и расценивать, как что-то  вроде инсталляции из мусора на Московской биеннале.

С годами пелевинская манера устаканилась в некий рецепт: чужая культура, можно две (Китай + ацтеки, к примеру), философский компонент, сводимый обязательно к солипсизму, плюс несколько ярких стикеров для узнавания, чтобы у читателя ёкнуло и отозвалось. Хоть Просто Мария, хоть покемоны, хоть пьяный Ельцин, хоть «Энгри бёрдс». Помню, когда в 98-м году выпустили «Generation П», по городу ещё висела кое-где реклама сигарет Davidoff, упоминаемая в книге, именно этот баннер. А вот «Энгри бёрдс» появились уже с изрядным опозданием.

«Любовь к трём Цукербринам» — очень странная в своей неоднородности книга, но это не в смысле разных кусков. Язык, слава богу, никуда не делся; пелевинский фирменный юмор, что одновременно медицинский спирт и нашатырь, — тоже на месте, хоть он и стал заметно злее (сравните мантру с солёным огурцом в «Generation П» и описание каморки Кеши в «Цукербринах»).

Но в последние годы к этому всему добавилась самая наивная старперская дидактичность, настолько картонная, что поневоле думаешь — а не стёб ли это? Рассказ «Ассасин» — как будто завуч написал, но вроде нет, не стёб. Или те части «Цукербринов», где описывается устройство мира, как его видит Киклоп. Дидактичность вообще не смешивается с юмором, особенно с таким, как у Пелевина; и теперь в тексте можно ясно различить фракции — написанное искренне, потому что иначе не моглось, и написанное «так надо». Кому надо — мне не очень понятно; если это социальный заказ, покажите мне этот социум.

В одной из передач «Школа злословия» — кажется, как раз с БГ, — ведущие сравнивали БГ и Пелевина. И спрашивали, есть ли уговор не встречаться и не пересекаться — раз так похожи; герой передачи только улыбался. В том смысле, что да. Я и задолго до этого странным образом их мысленно сближала, БГ и Пелевина: они как будто черпают из одного источника, только с разных аккаунтов. И у того, и у другого — паломничество в страну Востока; и тот, и другой видят вечное в разводах на покрывале Майи. Следить за ними интересно, как за повзрослевшими близнецами; вот думаю, как исследователям русской культуры повезло, что в ней есть они оба, и что их пути разошлись так сильно.

«Цукербрины» — один из примеров того, когда пишут про будущее или про потусторонний мир, а получается самое что ни на есть настоящее в метафорической форме. Здесь пришло время вспомнить, что роботесс.ком — это блог о моде; просматривая показы мировых Недель, я снова — естественно — встретила среди материалов сетку, которая обычно используется для изготовления спортивной обуви. У Александра Вонга декор платьев почти повторяет декор кроссовок. Пришла в голову странная мысль: что сам этот материал актуален не только благодаря спортивному флёру и способности держать форму. Его ячеистая структура метафорически отражает изменения, которые происходят с обществом и с технологиями — с нами.

Фантасты прошлого представляли себе угрозу, исходящую от машин, как нечто если не живое, то обладающее собственной (пусть злой) волей, персонифицированное, как соперника и заменителя человека: андроид, терминатор, суперкомпьютер. Этим созданиям писатели и читатели приписывали вполне человеческие амбиции и враждебность ко всему живому, как будто проецируя на механических людей и электронные мозги собственные пороки и страхи.

Знали ли мы, что Большой мозг окажется самым удобным средством добывания информации, самым убаюкивающим генератором журчания, что он сможет объединять и разъединять, что он, наконец, станет _средой_, в которой люди — не роботы — живут и действуют? Никто ни на кого не восстает, напротив: информационная сеть к вашим услугам. Не роботы вытеснили людей — среда роботизировалась.

Да, мир «Цукербринов» просто до боли напоминает «Матрицу», и Пелевин делает небольшую антиплагиат-прививку в самом начале романа, прямо говоря устами своего героя об этом сходстве. Но тут же добавляет, что нет никакого погружения в сон, никакого обмана: ты можешь видеть фейстоп, а можешь — стены своей каморки. Мне показался особенно интересным эпизод, где герой оформляет свои мысли (которые собирается расшерить) определённым, социально приемлемым образом; в этом есть и горький осадок пелевинского юмора, и очень неприятная правда о соцсетях — о том, что есть сейчас.

Матрица стала штампом чуть ли не раньше, чем стала мемом; но банальность затронутой темы ничего не значит, если сказано точно. Это и про моду, и про арт, и про что угодно. Нет ничего банальнее воздуха, в конце концов.

Фото отсюда и со стайл.ком.