robotesse

— или даже инстументальные, потому чтоэто протехнику, про то, как. Просматривая днесь кутюрнуюколлекцию Spring 14 MaisonMartinMargiela, я снова вспомнила о связи современного искусства с модой, но нев смысле взаимного влияния, а в смысле простых зрительских реакций: как-то на одной из выставок в Манеже я приняла за экспонат случайную часть оформления в виде каких-то спутанных, лежащих в углу черных проводов. Не найдя аннотации, поняла свою ошибку и устыдилась; как много зависит от таблички и ценника, думала я уже в другом музее – Пинчук АртЦентр в Киеве – разглядывая «Святое сердце» Дэмиена Хёрста, металлическую дуру высотой в два этажа, по виду – сильно увеличенное сердечко в фольге. Охранявший сие молодой человек в костюме зачем-то сказал мне цену шедевра: миллион долларов. Я не приценивалась, просто, видимо, сама по себе эта сумма – её нули, притягательная округлость, разреженная недосягаемость – сообщала что-то дополнительное инсталляции, что-то важное.

А ещё, рассматривая пост-постмодернистский кутюр Марджелы, я вдруг вспомнила Prodigy– одно из тех музыкальных пристрастий, за которые потом немного стыдно. Но в начале двухтысячных «потом» ещё не было, а они – были, хоть и клонились к закату. В 97 году они выпустили великолепный FatOfTheLand, всем альбомам альбом, куда пригласили кучу талантливых людей. Потом несколько лет относительной тишины, и вот в 2004 году вышел странноватый Always Outnumbered, Never Outgunned, на котором был один внятный хит – Girls, а все остальное производило какое-то тягостное впечатление: как будто «Продиджи» взяли все свои старые боевые треки и пропустили через мясорубку. Как будто старый музыкальный материал, но измельчавший и пережёванный.

Что-то подобное я увидела у Марджелы, это было первое впечатление. Поэтому благожелательную умную рецензию Тима Блэнкса (в частности слова «mesmerizingly, bizarrelybeautiful») я читала с фигой в кармане, мол, знаем мы, отчего вы так пишете, ага.

А потом усомнилась и устыдилась, совсем как тогда, в музее, не найдя таблички. Этот кутюр – вне всякого сомнения, сделан из того, что побывало в мясорубке – во всяком случае, в чём-то таком, измельчающем. Время большого серьёзного кутюра ушло. Коллажи и коллекционирование, собирательство – основные мотивы коллекции, и теснота-пестрота устроены так намеренно. Есть юмор, на самых разных уровнях. И, самое главное, есть что-то неуловимое, непонятное.

Коллекция составлена из кусочков, из собранного и наложенного поверх декора; в ней всего слишком много: блеска, фактур, графики, цветов, и всё это слишком густо намешано, чтобы быть случайным.

(все фото style.com)

У меня ведь есть ещё один музыкальный пример. Это любимые и прекрасные Radiohead с альбомом KidA. После выхода в 97-м OKComputer’а у них прибавилось поклонников, а вот после выпуска KidA могло сильно поубавиться: всё стало значительно (ещё) менее понятным, появились странные электронные треки, а самое главное – во всём альбоме чувствовался дух разрушения, уничтожения. Не угрозы, не чего-то эмоционального, а именно разобрать на части, разложить на элементы, чего-то механического, бездушного. (Я сейчас понимаю, что многие люди со мной бы поспорили – и справедливо, ведь это субъективная реакция). Как будто музыканты решили собстсвенную музыку разъять на звуки, и не просто решили, а прям сделали. Уж на что я фанат, но мне было жутко.

А потом они выпустили Amnesiac. И я в тот день была счастлива, вот так вот глупо счастлива: они не умерли, они не скопытились со своей музыкой, а они как бы закрылись в оболочку, в скорлупу, как сверхчеловек у Бредбери – и вышли обновлёнными. После «Окей Компьютера», который был вершиной, можно было или медленно скатываться в забвение, или брать новую вершину; они же сделали как – разобрав собственное звучание, ушли не в высоту, а в глубину.

UPD. Добавлю клип Prodigy, уж очень похоже по настроению на коллекцию.