robotesse

Он уже был королём, когда я начала интересоваться модой. Вероятно, именно поэтому мне довольно трудно поверить в его, провозглашенное журналистами, бунтарство.

Сегодня на занятии по истории моды — мы уже подобрались к девяностым — речь зашла неизбежным образом о Маккуине, и мы посмотрели о нём часовой документальный фильм.
Я никогда не была его поклонницей, но в целом довольно спокойно принимала образы, случайно встреченные в журналах; даже самые вроде бы эпатажные и агрессивные, они не были для меня чем-то исключительным: это была такая обычная высокая мода в обывательском представлении, ожидаемое и закономерное безумство.

Но то были случайные картинки, а тут целый час, и никуда не деться. Спасибо создателям фильма: с моим недоверием к тому, чем интересуются все, я бы, пожалуй, впервые проявила более или менее намеренный интерес к творчеству короля лишь через несколько десятков лет, исключительно как историк. Здесь же — цепляет не цепляет, хочешь не хочешь — смотри.
У него безусловно есть свой особенный взгляд, безусловно есть талант, есть своя эстетика — совершенно мне чуждая, но совершенно своя огромному количеству людей. Уже та уверенность, с которой звучит во мне внутреннее «нет», указывает мне же на предельную чёткость его эстетического высказывания.

Многое из того, что было в фильме, я уже видела в журналах; то же, что было новым, странным образом новым не было. То есть в коллекциях менялись фактуры, принты, цитируемые эпохи, социальный подтекст, декорации, спецэффекты, лица моделей и их жесты — но всё это видится странно одним и тем же, и это совсем не тот случай, когда в творениях мастера чувствуется индивидуальный почерк. Вот декорации: лёд, или вода, или пламя костра Жанны Д’Арк — вроде всё по-разному, но купеческий размах этого «не как у всех» одинаковый. В буйном разнообразии декора мы видим одно и то же добросовестное стремление заполнить всё годное для этого пространство, использовать все возможности, не оставить ни одного незаполненного участка. Поэтому злой клеветой будет назвать его образы перегруженными — нет, они просто полностью, без остатка нагружены; каждый квадратный сантиметр, который можно использовать для самовыражения — использован. (Помню, как в детском саду воспитательница на уроках рисования ругала тех, кто оставлял незакрашенные места на рисунке. Как — было неважно, важно было не оставлять пустого места. Маккуин бы её порадовал).

Буйное разнообразие тем, гонка образов, как у Протея, которого вот-вот настигнут преследователи — и те же границы Протеева тела, та же манера, тот же образец, по которому конструируется новый вроде бы образ.

Обсуждение после фильма доставило произвело впечатление едва ли не большее, чем фильм. Светлана Георгиевна очень любит Маккуина, и уже поэтому я старалась выбирать выражения как-то поделикатнее, что ли, чтобы не задеть — согласно первому закону роботехники, и вообще. Но это оказалось довольно трудно.
В целом общий смысл разговора в группе сводился вот к чему: Маккуин — гений, непонятый толпой; его понимают и носят только особо духовные, чувствующие ценители; он невероятно оригинален, его воображение — это вселенная, отражённая в абсолютной красоте.

Как-то меня всё это ошеломило, честно говоря. То есть дизайнер, поработавший в модном доме Живанши, мировая знаменитость, чью фамилию журналисты любят монархически обыгрывать (трудно найти заголовок, где нет «короля» и «королевства») — это у нас непонятый гений! К слову, клатчи непонятого гения, точнее, их сделанные в Китае копии — с упоением переиздают и продают массовые марки уже который сезон, а народная любовь к этим вечерним кастетам с черепами всё растёт.

Откуда, интересно, журналисты взяли слово «бунтарь»? Работает тут простое клиширование — где шипы и голая задница, там бунтарство?

Говорили ещё про тайну, про загадку в его творениях; помилуйте, какие загадки, когда тут сплошные отгадки! Маккуин — я уверена в этом — делал то, что он делал, совершенно искренне, и его мысли и чаяния счастливо совпали с мыслями и чаяниями миллионов людей, с их эмоциями, с их агрессией и страхами. Он был такой же внутри, как эти миллионы, плоть от плоти — но с талантом, энергией и видением цели. Эта потрясающая история успеха, на мой взгляд, скорее маркетинговая, чем какая-то другая.

Сейчас, просматривая коллекции разных лет, я с удивлением понимаю, что все эти платья — как, например, это последнее, из «Атлантиды Платона» 2010 года, выглядят уже историей, уже несовременными. Это странно, учитывая стилистическую всеядность моды последних лет.
Впрочем, история рассудит.

Фото отсюда и со style.com